Я поцеловала мужа в щеку:
— Завтра идти учиться! К тому же лучше сейчас сэкономить и съездить куда-нибудь потом. Не хочу проводить медовый месяц в Лас-Вегасе.
— А я определенно не хочу проводить его в Иллинойсе, — поморщился Трэвис.
Я кивнула, соглашаясь с ним. С этим не поспоришь. Иллинойс и медовый месяц — понятия несовместимые.
— В Сент-Томасе красиво. И нам даже не понадобятся паспорта.
— Это хорошо. В боях я больше не участвую, значит нужно по возможности откладывать деньги.
— Больше никаких боев? — улыбнулась я.
— Голубка, я же тебе говорил. Мне ничего этого не нужно, если есть ты. Ты все изменила. Ты — мой завтрашний день. И ты же — апокалипсис.
Я наморщила нос:
— Мне не слишком нравится такое сравнение.
Трэвис улыбнулся, перекатился на бок, потом устроился на животе, положил руки под грудь и прижался щекой к матрасу.
— Ты кое-что сказал на свадьбе… что мы как Джонни и Джун. Я не уловила смысла.
— Ты не знаешь про Джонни Кэша и Джун Картер? — Он усмехнулся.
— Нет.
— Она тоже отчаянно сопротивлялась. Они ссорились, он совершал глупые поступки. В итоге они во всем разобрались и провели остаток жизни вместе.
— Правда? Могу поспорить, ее отцом был не Мик.
— Голубка, он больше не причинит тебе вреда.
— Ты не можешь этого обещать. Как только я начинаю где-то обживаться, он обязательно появляется.
— Что ж, мы устроимся на нормальную работу, будем не богаче обычных студентов, так что у Мика не останется возможности клянчить у нас деньги. Нам понадобится каждый цент. Хорошо, что на первое время осталось кое-что из сбережений.
— Есть мысли, куда устроиться? Я подумывала о преподавании. Математика.
Трэвис улыбнулся:
— У тебя здорово получится. А я, может быть, стану преподавать естественные науки.
— Могу дать рекомендации.
— Вряд ли они зачтутся, ведь ты моя жена.
Я вздрогнула:
— Боже, так странно это слышать.
— Да уж! — Трэвис засмеялся. — Но мне чертовски нравится. Голубка, обещаю заботиться о тебе. Не могу гарантировать, что Мик вновь не испортит твою жизнь, но обещаю сделать все возможное, чтобы предотвратить это. А если такое и случится, то весь путь мы пройдем вместе.
— Я тебя люблю. — Слабо улыбнувшись, я прикоснулась к щеке Трэвиса.
— И я тебя люблю, — без промедления ответил он. — А хоть когда-нибудь Мик был хорошим отцом?
— Не знаю, — ответила я, уставившись в потолок. — Наверное, мне так казалось. Что смыслит ребенок в родителях? Некоторые хорошие воспоминания у меня сохранились. Но сколько себя помню, он пил и увлекался азартными играми, а когда ему везло, он был добрым. И щедрым. Многие его друзья тогда уже обзавелись семьями… они тоже работали на мафию, и у них были дети. Они вели себя дружелюбно и не возражали, если Мик брал меня с собой. Я проводила много времени «за кулисами» и видела то, чего не видят другие дети, потому что Мик таскал меня повсюду за собой. — Я попыталась улыбнуться, а с ресниц скатилась слезинка. — Да, наверное, он был хорошим, но по-своему. Я его любила. Для меня он был идеальным.
— Голубка, не плачь. — Трэвис прикоснулся пальцами к моему виску, нежно смахивая слезинку.
— Вот видишь? — Я покачала головой, пытаясь взять себя в руки. — Он все еще может причинить мне вред, даже на расстоянии.
— Но я-то здесь, с тобой. — Трэвис взял меня за руку, внимательно глядя мне в глаза. — Ты вверх дном перевернула мою жизнь, и теперь я в начале нового пути… как после апокалипсиса.
Я нахмурилась:
— Все равно мне не нравится это слово.
— Зависит от того, как на это посмотреть. — Трэвис поднялся с кровати, обмотав простынь вокруг бедер.
— Вовсе нет, — сказала я, глядя, как он удаляется в ванную.
— Буду через пять минут.
Я потянулась и распростерлась на кровати, как морская звезда, потом села и пальцами расправила волосы. Послышалось журчание воды в унитазе, потом Трэвис открыл кран. Он не шутил: через несколько минут он будет готов, а я все еще лежу в кровати, голая.
Оказалось не так просто затолкать в нашу сумку мое свадебное платье и костюм Трэвиса, но наконец я с этим справилась. Трэвис встретился мне на полпути в ванную и провел пальцами по моей ладони.
Я почистила зубы, причесалась, переоделась, и к одиннадцати мы уже выехали из номера.
Трэвис сфотографировал на телефон потолок в холле, потом мы бросили последний взгляд на «Белладжио» и направились к длинной очереди перед такси. Даже в тени было жарко, и джинсы уже прилипали к коже.
В сумочке зажужжал мобильник. Я бросила беглый взгляд на экран.
...Копы только что уехали. Отец у Тима, я сказал им, что вы, ребята, в Вегасе, женитесь. Думаю, они купились.
Серьезно?
Да! Дайте мне чертов «Оскар»!
Я облегченно выдохнула.
— Кто это? — спросил Трэвис.
— Америка. — Я бросила телефон в сумочку. — Она в бешенстве.
— Могу себе представить, — улыбнулся он.
— Куда поедем? — спросил Трэвис, протягивая мне ладонь. — В аэропорт?
— Нет. — Я сжала его руку и увидела на запястье свое прозвище. — Думаю, нам нужно еще кое-куда заехать.
Бровь Трэвиса взметнулась.
— Куда?
— Увидишь.
— Что ты имеешь в виду? — побледнел Трэвис. — Мы здесь не ради меня?
Татуировщик уставился на нас обоих, удивленный реакцией моего мужа.
Всю дорогу в такси он строил предположения, что я хочу преподнести ему в качестве свадебного подарка новую татуировку. Когда я сказала водителю, куда ехать, Трэвису, наверное, даже в голову не пришло, что я сама собираюсь обзавестись рисунком на коже. Он разглагольствовал, что набьет где-нибудь «Эбби», но, поскольку на его запястье уже было написано «Голубка», я посчитала это излишним.