Он прислонился ко мне, провел носом по нежной коже на шее и добрался до уха.
— Это точно.
Эбби смотрела, как за окном проносится Лас-Вегас. Мне очень хотелось прикоснуться к ней, даже сильнее из-за того, что новый статус давал мне на это полное право. Но я изо всех сил старался сделать так, чтобы она не пожалела о своем решении. Раньше моим оружием было напускное равнодушие, а теперь я на опасной скорости несся к тому, чтобы уподобиться подкаблучнику Шепли.
Не в силах совладать с собой, я накрыл ладонь Голубки своей и слегка прикоснулся к мизинцу.
— Я видел свадебные фотографии моих родителей. Мне казалось, что мама — самая красивая на свете невеста. Но я изменил свое мнение, когда увидел тебя в часовне.
Эбби опустила взгляд и переплела наши пальцы, потом вновь посмотрела на меня:
— Трэвис, когда ты говоришь нечто подобное, я заново влюбляюсь в тебя. — Она прижалась ко мне и поцеловала в щеку. — Жаль, я ее не знала.
— И мне жаль. — Я помедлил, засомневавшись, стоит ли спрашивать то, что крутилось у меня в голове. — А что с твоей мамой?
— Она и до переезда в Уичито была не в лучшем состоянии. — Эбби покачала головой. — Потом ее депрессия лишь ухудшилась. И она просто уехала. Не встреть я Америку, то осталась бы совсем одна.
Мне вдруг захотелось обнять шестнадцатилетнюю Эбби… и Эбби-ребенка… С Голубкой уже произошло столько всего, от чего я не мог ее уберечь.
— Я… я знаю, что это неправда, но Мик столько раз твердил мне, что я разрушила его жизнь. Вернее, их с мамой. В моем подсознании сидит страх, что я сделаю то же и с тобой.
— Голубка, — с укором сказал я, целуя ее волосы.
— Странно, да? Когда я начала играть, удача Мика куда-то испарилась. Он сказал, что я забрала его удачу. Будто у меня была над ним какая-то власть. Противоречивые мысли для подростка.
Увидев в Голубкиных глазах боль, я ощутил знакомый прилив гнева, но тут же заставил себя остыть и сделал глубокий вдох. Вряд ли страдания Эбби когда-либо перестанут приводить меня в бешенство, но ей совершенно не нужен неуравновешенный бойфренд. Ей нужен отзывчивый муж.
— Будь он в своем уме, то сделал бы тебя не врагом, а своим счастливым талисманом. Голубка, это лишь его проигрыш. Ты самая удивительная женщина, которую я знаю.
— Он не хотел, чтобы я стала его талисманом, — обронила она, внимательно разглядывая свои ногти.
— Тогда ты можешь быть моим. Я уже чувствую себя чертовым везунчиком.
— Пускай так и будет. — Эбби игриво толкнула меня локтем в бок.
— Я даже не сомневаюсь. Ты сама еще не знаешь, что спасла меня.
— Надеюсь, что так. — Глаза Эбби вспыхнули, и она прижалась щекой к моему плечу.
Трэвис привлек меня к себе, и мы вместе продвинулись вперед. Мы были не единственной сладкой парочкой в очереди на регистрацию. Весенние каникулы подходили к концу, и аэропорт кишел людьми.
Получив посадочные талоны, мы медленно направились к пункту досмотра. Когда Трэвис проходил через рамку металлоискателя, тот громко загудел. Охранник попросил моего мужа снять кольцо.
Трэвис выразил свое недовольство, но все же послушался. Как только мы миновали пункт досмотра и приземлились на ближайшую скамейку, Трэвис выругался и расслабился.
Я хихикнула из-за такой реакции:
— Малыш, все в порядке. Оно снова на твоем пальце.
Трэвис молча поцеловал меня в лоб, и мы в обнимку прошли в терминал. Другие отдыхающие выглядели столь же уставшими и одновременно счастливыми. Я увидела несколько парочек, державшихся за руки. Они были не менее взволнованными и радостными, чем мы с Трэвисом, когда только прилетели в Вегас.
Я провела пальцами по ладони мужа. Он вздохнул — тяжело и беспокойно. Меня это совершенно сбило с толку. Чем ближе мы подходили к терминалу, тем медленнее он шел. Я переживала, с какой реакцией мы столкнемся дома, но больше всего — насчет расследования. Возможно, Трэвис думал о том же, но не хотел это обсуждать.
На выходе номер одиннадцать Трэвис сел рядом и взял меня за руку. Его колено постоянно дергалось, а свободной рукой он то и дело прикасался к губам или потирал трехдневную щетину. То ли что-то терзало его изнутри, то ли он без моего ведома выпил литр кофе.
— Голубка! — наконец произнес он.
Ну слава богу! Он решил поговорить со мной.
— Да?
— Ничего. — Трэвис задумался, потом вздохнул.
Что бы это ни было, мне хотелось все уладить. Но если дело не в расследовании или последствиях пожара, я совершенно не хотела это обсуждать. Казалось, мы только присели, как уже объявили посадку первого класса. Мы с Трэвисом встали в очередь на экономкласс.
Трэвис переступил с ноги на ногу, потирая затылок и крепче сжимая мою руку. Он явно хотел мне что-то сказать. Это желание грызло его, а я не знала, что мне делать, поэтому сжала его ладонь в ответ.
Когда другие пассажиры встали в очередь, Трэвис замешкался.
— Не могу отделаться от этих мыслей, — сказал он.
— Ты о чем? — Я внезапно занервничала. — Плохое предчувствие?
О чем он говорит: о полете, Вегасе или же возвращении домой? В моей голове пронеслись все мыслимые возможности влипнуть в неприятности: от следующего шага и до появления в студенческом городке.
— Просто не могу отделаться от чувства, что воздушный замок развеется и я снова буду лежать в постели один, — с блестящими от волнения глазами пожаловался Трэвис. — Будто ничего этого и не было.